— Как бы разочаровался Кемаль-шейх, если бы об этом узнал, — в кабину заглянул Ниязи. — Он хотел вас спарить. Бог же Вспышек запрещает союзы брата и сестры.

Длинные уши мальчика-лисенка затряслись, а из вытянутой пасти вырвался полусмех-полукашель.

— Во-первых, мы не брат и сестра, не родные, — выпалил Бекир. Черная Корова хихикнула. Бекир поздно понял: то, что он сказал, равнялось «нам можно париться», и набросился на Нияз. — Марк Дорош не был ее настоящим отцом.

Только воспитал. Вечно ты подслушиваешь.

— И никого я не подслушиваю. Скифянка вернулась. Заканчивайте болтать, потому что едло кончится. — Ниязи совсем по-животному почесал за ухом и тихо добавил: — Саша Бедный сказал, что через несколько часов выходим. Хочет ночевать уже при Шейх-Эли.

Все посмотрели на Бекира. Ночевать за Шейх-Эли у подножия Матери

Ветров. Завтра судьба Бекира будет решена.

Бекир словно очарованный наблюдал за развалинами Шейх-Эли. Саша Бедный сказал, что по улицам до сих пор можно пройти, но все путники выбирали неопределенный путь через болота и заросли ялга. Ходили легенды, что в Шейх-Эле жили призраки первых уничтоженных Вспышками и Старшими Братьями. Именно они охраняли руины и не давали бурям стереть их в прах.

По фарсам от Шейх-Эли, словно лоскут на одеяле, выделялась необычным цветом магическая неуязвимая зона. Когда в поселке заживо сгорали люди, дымили клеточные баюры «живого мяса» и в страшных муках сменялись люди, рядом оставались невредимые работники Станции Старших Братьев.

— Не понимаю, почему Бог Вспышек наказал всех суром, а этих помиловал?

— перепрыгнул очередное болотце Ниязи. Из-за ядовитых баюр им пришлось спешиться и вести тулпаров за удила.

— Твой дед считал суер благодатью, — ответил Бекир, вспоминая одну из проповедей Азиза-бабы. Теперь казалось, что между ней и этим моментом — целая жизнь, за которую каждый из них изменился. Бекир провел по отросшим волосам, собранным в хвост на затылке, и посмотрел на Нияз. Путешествие Дештом далось мальчику-лисенку особенно тяжело. Если после Ак-Шеих только половина тела напоминала животное, теперь он полностью зарос мехом, конечности стали тоньше и изменились настолько, что он в большинстве своем бегал на четырех. Ниязи точно не считал свои изменения чем-нибудь хорошим и раньше бы привел сотни аргументов, почему дед ошибался и суер не является благодатью. Но теперь мальчик-лисенок только пожал плечами. Смерть примирила его с дедом. И Бекир снова проглотил свое желание поговорить об Азизе-бабе вчистую.

Идущая перед ним черная Корова резко остановилась. Ниязи врезался в ее спину. Бекир не сразу понял, что произошло. Лишь через мгновение он увидел, что болотцы закончились, а впереди чернела выжженная мукоэде ляин эр — неуязвимая зона. Она имела очерченный предел, словно ее прорисовали огромным карандашом.

Черная Корова неловко улыбнулась друзьям и перешагнула линию. Остальные поспешили поступить так же. Теперь, если верить рассказам, они находятся в безопасности. Бури не касаются мукоэде ляин эр. «В этом благословение, а может, и проклятие», —

подумал Бекир, разглядывая выжженную землю. Здесь не росла даже ялга, хотя ядовитых болот было немало.

В центре неуязвимой зоны осталось несколько бараков. Чернота на стенах напоминала о пожаре, произошедшем много лет назад. После нападения на Станцию

Армии чудовищ Гавен Белокун был вынужден искать для Матери Ветров убежища в небе. За годы акинджии и сами Старшие Братья растащили недогоревший мусор.

Каждый считал находку с мукоэде ляин эр талисманом. Верили, что обломок с этого места тоже может оградить от бурь.

Саша Бедный завел их в лучше сохранившийся барак. Саманные стены потрескались, из-под разбитой штукатурки торчала черная, как срезанные волосы, камка. Внутри валялись остатки пищи, дрова, матрасы и даже баллон с водой.

Здесь часто останавливались разведчики и охотники за головами, которые шли на

Матерь Ветров, — по неписаному закону каждый должен оставить после себя столько, сколько до того забрал. Бекир подошел к куче старых, полуистлевших газет

Старших Братьев. Ма называла их агитками и не разрешала брать в руки. Но теперь

ее не было рядом.

Бекир подобрал пожелтевшую от времени бумажку. Дата свидетельствовала, что агитка была выпущена за год до Вспышек. Настоящий раритет и куча неприятностей. Старшие

Братья особенно тщательно уничтожали все, что рассказывало о них вспышки.

Бекир присел и начал шевелить груду.

— Эти штуки не спасают от бурь, — насмешливо сказал Шейтан. — Видишь, годами валяются, никто не трогает. Найди лучше какую-нибудь железку, что-то, где будет много соли. В Деште за такое дадут хорошую цену.

Краснокожий сник, сплюнул себе под ноги и пошел хлопать тулпаров.

Бекир знал, что он не договорил: «Дадут хорошую цену, если вернешься в Дешт».

Но никто из акинджиев не верил, что Бекир сможет вырваться из тисков Гавена

Белокуно. Он развернулся к остальным спиной и погрузился в чтение. И только через мгновение почувствовал, что в бараке воцарилась необычная тишина. Бекир подумал, что это из-за него, из-за того, где они и что произойдет завтра. Все акинджии знали его с детства, и теперь, несмотря на их завещание не отдавать своих, готовились передать Старшим Братьям мальчика, выросшего на их глазах. Для них он был уже мертв. Даже Шейтан не попросил сыграть с ним в тогуз Коргоол, хотя они играли на каждой остановке. Бекир решил к ним не обращаться.

— Здесь делалось что-то плохое, — прошептала ему на ухо Черная Корова.

Бекир бросил взгляд за ее спину и неожиданно понял, что причина молчания кроется не в чувстве вины перед ним. Никто на него не смотрел.

Саша Бедный приказал разжечь огонь прямо в бараке, и все молча, словно спасаясь от затаившегося в углах зла, сплотились вокруг света.

Черная Корова утащила его за собой. Они остановились у глухой стены.

Девочка коснулась покрытой трещинами штукатурки, тонкие пальцы бегали по поверхности, изучая рельеф, словно она была слепой, пытавшейся угадать черты лица через прикосновение. Потом она взяла руку Бекира и вынудила повторить этот жест. Стена была усеяна надписями.

— Это имена, — прошептала